Актуализация памяти

В «Лесной газете» от 25.02.2012 г., № 14 опубликовано письмо ветеранов, посвятивших свою жизнь заготовкам древесины и ее переработке. Письмо адресовано Президенту РФ В.В. Путину и названо авторами так: «Лесопромышленному комплексу нужна государственная программа развития». Кроме этого тезиса в его общем виде в письме обозначено то, что его авторы хотели бы видеть в такой программе.

Поскольку письмо опубликовано, у читателей «ЛГ» есть возможность высказаться по его существу, что я в данном случае и делаю. Более того, я полагаю это просто необходимым, поскольку в письме речь идет не только о заготовке и переработке древесины как материала, но еще о судьбе живых лесов России и всего того, что мы продолжаем называть ее лесным хозяйством.

За всем тем, что написано в письме ветеранов, нельзя не увидеть горечь, обиду, утрату материального достатка и самих мест работы и проживания у многих тысяч людей, занимавшихся заготовкой древесины (т.е. вырубкой лесов), ее переработкой и торговлей «кругляком» и изделиями из древесины. Сегодня, по сравнению с нашим относительно недавним прошлым, объемы такой деятельности людей съежились как мифическая шагреневая кожа в одноименном романе Бальзака.

В письме ветеранов приведен перечень того, что не сделало государство, чтобы удержать на былом уровне объемы работ по заготовке и переработке древесины. При всем том в письме обойдена молчанием главная и многим известная причина происшедшего: наступивший в доступных по экономическим показаниям лесах дефицит спелой хвойной древесины. Именно такая древесина пользуется широким спросом, имеет высокую цену на внутреннем и внешнем рынках и является одним из широко известных торговых брендов России.

О том, почему страна столкнулась с дефицитом «хвои», я рассказывал в «Лесной Газете», в журнале «Лесное хозяйство» и в книге «Вехи лесного хозяйства России» (СПб, 2012 г.). Поэтому в данной статье я только напомню читателям, что названный дефицит сложился не вдруг. Он – накопленный результат разных событий. В их числе были и независимые от нашей воли природные явления. Однако главную роль сыграли не они, а люди, чьи действия находились и находятся в русле заданной «сверху» лесной политики – как бывшей, так и современной. Ниже названа ее главная особенность. Это созданный и сохраняемый в стране административно-законодательный «климат», благодаря которому правили и правят балом в наших лесах не лесоводы, а заготовители древесины. За всем этим стояло очень многое, в силу которого те, кто в разные годы руководил лесным хозяйством страны и знал о происходящем опасном для государства сокращении запасов ценной древесины в экономически доступных лесах, не могли этому противостоять. Вышесказанное есть политическая причина возникшего дефицита доступной древесины хвойных пород. Тем, кто сомневается в том, что этот дефицит стал нашей реальностью, я рекомендую заглянуть в книгу В.А. Алексеева и М.В. Маркова «Статистические данные о лесном фонде и изменение продуктивности лесов России во второй половине ХХ века» (СПб, 2003 г., 271 с.).

Возможно, что многим нелесоводам (в том числе занимающим высокие посты в структурах власти) не очевиден сам факт возникшего дефицита хвойный древесины. Возможно помехами для понимания происшедшего являются широко известные сведения о том, что по своей покрытой лесом площади (733 млн га) и имеющимся на этой площади суммарным запасам (76 млрд м3) древесины преимущественно хвойных пород Россия занимает 1-е место в мире.

Приведенные цифры это реальность. Их нельзя и не нужно оспаривать. Однако при их бездумном использовании (т.е. без должного анализа) они стимулируют появление и многократное повторение в средствах массовой информации примерно таких шапкозакидательных рассуждений: мы, если возьмемся, завалим мир хвойной древесиной. Такое, подчеркну, люди говорят, не зная (или намеренно умалчивая) о том, что по экономическим показаниям лишь на относительно небольшой части площади наших лесов возможна рентабельная деятельность заготовителей древесины.

Экономическая недоступность большей части наших лесов обусловлена, подчеркну, не только отсутствием дорог, но, главным образом их расположением на территориях с весьма суровым климатом и бедными вечномерзлотными почвами.

В названных условиях для лесов типичны крайне низкие удельные запасы накопленной древесины и мизерные значения ее текущего и среднего прироста на единице площади.

Такие леса, как экосистемы, являются тысячелетними хранителями накопленного биологического разнообразия и гигантских запасов аккумулированной СО2 атмосферы. Все это чрезвычайно важно не только для людей, но и всей биоты Земли. Однако было бы, по меньшей мере, легкомысленно и даже опасно для России воспринимать низкопродуктивные леса в качестве объявленного в Лесном кодексе (2006 г.) «резерва» для получения древесины в качестве сырья и топлива.

Вышесказанное не трудно понять, если вдуматься в простой вопрос: могут ли предприниматели добровольно инвестировать свои деньги в заготовку древесины на площадях, где процент прибыли на вкладываемый капитал оказывается ниже, чем в надежных коммерческих банках?

Ответ на поставленный риторический вопрос очевиден – конечно, не могут и не будут. Задать такой вопрос и дать ответ на него я счел нужным всего лишь вместо долгого объяснения одной из главных причин того, почему теперь многие заготовители древесины говорят: рубить нечего.

Названная ситуация обязывает подчеркнуть необходимость привязки планов и расчетов, касающихся предпринимательской деятельности в лесах, не к общей площади лесничества или группы лесничеств, а также к суммарным запасам древесины в древостоях разной продуктивности и разной товарной ценности, но обязательно к тем хозяйственным частям каждого лесничества, где ожидаемая величина рентабельности лесосечных и транспортных работ может быть приемлемой для инвесторов.

Как лесовод, замечу еще, что в расчеты величины показателя рентабельности обязательно должны включаться расходы, которые напрямую или опосредовано связаны с воспроизводством вырубленных древостоев.

К сказанному добавлю, что взятые сами по себе расходы на облесение вырубок с вечномерзлотными бедными почвами практически не могут привести к повышению бонитета выращиваемых здесь насаждений и к сокращению возрастов и оборотов рубки.

Сегодня для восстановления и развития лесного сектора народного хозяйства нужно располагать достоверным ответом на вопрос о том, какая часть площади лесного фонда всей страны, каждого субъекта федерации и каждого лесничества реально доступны для заготовителей древесины по экономическим и иным показателям, а также с учетом установленных по закону запретов и ограничений на вырубку защитных лесов на конкретных территориях.

Чтобы иметь названные данные не только в валовом, но и дифференцированном виде по ожидаемым величинам рентабельности предпринимательской деятельности, нужны специальные исследовательские и проектные работы. Такие работы в стране не ведутся, что вынуждает прибегать к экспертным оценкам.

По данным экспертов ныне ликвидированного государственного лесоустройства, обобщенным, например, в справочнике «Лесной фонд России» (1995 г., М., 280 с.), площадь доступных для эксплуатации лесов равна 330 млн га. Эта цифра, замечу, была названа давно, в условиях не укоренившейся реальной (товарно-денежной) экономики. Сегодня, в иных экономических условиях, для систематического и рентабельного производства древесины как сырья пригодны, по моему мнению, не 330 млн га, а примерно 120 млн га или 17% покрытой лесом площади страны. Много это или мало?

При могущей быть величине среднего прироста древесины на вышеназванной площади, равной округленно 2,5 куб. м на 1 га, суммарная величина прироста и такая же величина не истощительного отпуска древостоев в рубку здесь может (могла бы) составить около 300 млн м3 в год.

Если ежегодно заготавливать на этой площади 300 млн м3 ценной древесины хвойных пород и предотвратить ее потери, уже такого ее количества, по моему мнению, могло бы хватить для удовлетворения внутренних и внешних потребностей страны. Могло бы…, если бы эти доступные по экономическим показаниям хвойные леса уже не были в сильнейшей степени истощены заготовителями древесины. Как такое могло произойти? В общем виде ответ на этот вопрос не склонный к резким выражениям академик И.С. Мелехов дал в следующих словах: «Ныне, в конце XX века, убеждаемся, что почти ни в одной стране мира леса и лесное хозяйство не пострадали от хищничества так, как в Советском Союзе, и прежде всего в России» (И.С. Мелехов. Альма-матер, ч. II, с. 11-12, СПб, 1993).

Ниже названы главные составляющие элементы хищнической эксплуатации лесов. Это:

1. Колоссальные (равные примерно 50%) потери древесины на лесосеках, а также в пути и на самих деревоперерабатывающих предприятиях. Сказанное, замечу, мною не выдумано, а взято из статей министра лесной промышленности СССР Г.М. Орлова и министра лесного хозяйства СССР В.И. Рубцова (см. журнал «Лесное хозяйство», 1963 г., №6, с.2-4 и 1966 г., №6, с 2-6). Приведенный факт свидетельствует: в течение многих лет в стране вырубали вдвое больше древостоев, чем было бы нужно при рачительном использовании заготовляемой древесины.

В настоящее время мне не известны обобщенные статистические данные о цифрах потерь древесины в Российской Федерации. Однако, как можно судить по разным источникам, величина таких потерь, скорее всего, не изменилась. Почему? Потому что не озабоченным состоянием будущих лесов так называемым «лесным» арендаторам просто выгоднее брать на лесосеках лучшее (т.е. то, что они могут реализовать с большей для себя выгодой), а худшее – сжечь, уложить под колеса лесосечных машин или просто бросить.

2. Часто имевшие место разрешенные правительством перерубы расчетных лесосек в хвойных лесах второй и третьей групп.

3. Отсутствие жесткой материальной ответственности заготовителей древесины за несоздание хотя бы элементарных условий для возобновления того, что они вырубили, путем, например, сохранения подроста хвойных пород и оставления нужного числа и качества семенных деревьев.

4. Существовавшая мощная диспропорция между фактическими объемами (площадями) лесосводных работ с одной стороны, а с другой стороны реальными результатами комплекса лесовосстановительных акций. Такое было в СССР и продолжается (усиливается!) в РФ, что сопровождается сомнительными манипуляциями статистическими данными. Зачем? Очевидно для того, чтобы создать у руководителей страны и ее населения впечатление преувеличенного благополучия. Так, в «Государственном докладе о состоянии и использовании лесных ресурсов Российской Федерации в 2002 г.» (издан в Москве, в 2003 г.) на 35-ой стр. документа (в табл.

17) приведены следующие «бравурные» цифры:

- суммарная площадь сплошных вырубок – 606 тыс. га;

- площади с произведенными посевами и посадками леса – 226,6 тыс. га;

- вся площадь, на которой якобы «проведено лесовосстановление» – 825 тыс. га.

5. Первоначально демонстративный (широко обсуждавшийся в печати в конце 1920-х и в 1930-х гг.) отказ от «буржуазного» принципа постоянства лесопользования, а затем, в более близкое нам время и даже сегодня, имитация этого принципа путем привязки расчетов о возможных объемах неистощительного лесоотпуска не к хозяйственным частям лесничеств (т.е. к относительно однородным площадям по лесорастительным и социально-экономическим условиям), а к обширным территориям лесничеств, лесхозов и иных административных образований, в границах которых всегда присутствуют (или даже преобладают) такие недоступные для заготовителей по экономическим показаниям древостои, вырубать которые можно их заставить разве что под ружьём.

Последний из вышеназванных пунктов (т.е. фактический отказ от принципа постоянства лесопользования) заключал и заключает в себе самый разрушительный взрывной заряд для всего лесного сектора народного хозяйства. В пояснение сказанного приведу следующий пример.

Если вам родители завещали накопительный счет в надежном банке, можно в этом банке ежегодно – без ущерба для себя и своих наследников – получать накопленную прибыль. Если же снимать со счета не только прибыль, но еще «забираться» в основной капитал с некой призрачной надеждой на «авось», это не может не привести к обнищанию собственника вклада. Именно это и произошло и продолжается, но уже не в банке, а в доступных для доходной хозяйственной деятельности государственных лесах. Скажу точнее: именно в тех самых лесах, в которых ежегодно могла бы накапливаться принадлежащая всем нам прибыль в виде прироста ценной древесины.

Необходимость соблюдения принципа постоянного и неистощительного отпуска древостоев в рубку в доступных для эксплуатации лесах, где велась и продолжается активная хозяйственная деятельность, является альфой и омегой лесохозяйственной науки и практики. Возможно именно поэтому в «Основном законе о лесах», принятом в мае 1918 г., присутствовали следующие не потерявшие своего значения статьи:

Ст. 2 . «Леса …объявляются общественным … достоянием». Ст. 77. «Хозяйство во всех лесах … должно производиться: а) в интересах общего блага и б) на основах планомерного лесовозобновления». Ст. 78. «Для удовлетворения потребностей предназначается исключительно древесный прирост лесов …». Примечание. О многих интересных деталях и обстановке, при которых тогда создавалось лесное законодательство, рассказано, в частности, в журнале «Леса республики» (1918, №5-7, с. 411-440) и в статье Р.В. Боброва «Управляющий лесами Республики…», опубликованной в ж. «Лесное хозяйство», 1997, №6, с. 10-11.

В нашем прошлом лесоводы Лесного Департамента и его руководители понимали необходимость «привязки» расчетов и самих объемов лесоотпуска не к широко варьирующим по их характеристикам территориям лесничеств, но к их хоздачам (хозчастям), то есть, повторяем, к площадям с относительно однородными лесорастительными и социально-экономическими условиями. Правительство тогда поддерживало названный (предложенный лесоводами!) принцип расчетов объемов отпуска древостоев в рубку. О том, как это выглядело на практике, можно судить по следующим цифрам: в 1913 г. в Европейской России находились 1224 организованных Лесным Департаментом казенных лесничеств. Но все вышеназванные расчеты «привязывались» не к ним, а к выделенным в лесничествах 9698 лесным дачам (см. «Ежегодник Лесного Департамента за 1913 г.» стр. 8; издан в СПб, в 1914 г.)

Интересно еще отметить, что за предыдущие 25 лет Лесной Департамент примерно удвоил число своих лесничеств. Это – примерно при таком же увеличении в лесничествах числа лесных дач и при параллельном уменьшении площадей тех и других. Зачем? Чтобы способствовать более эффективной деятельности лесничих во вверенных им лесах и еще, конечно, для деконцентрации объемов лесосводных работ. Последнее обстоятельство способствовало сохранению лесов на обширных территориях страны. Именно оно позволило не заморозить города и железные дороги в 1918-1919 г.г., когда по условиям Брестского договора Россия осталась без своего угля.

Как уже говорилось выше, в конце 1920-х и в 1930-х гг. «буржуазный» принцип постоянства лесопользования уступил в СССР место рубкам по потребности. Таковые стали реальностью во всех лесах страны за исключением небольших по площади защитных лесов. В 1943 г. такое исключение было сделано для лесов I и II группы.

После смерти профессора М.М. Орлова те, кто сменил его на созданной им в ЛТА кафедре, о значении и путях реализации принципа постоянства лесопользования предпочитали говорить как о чем-то несущественном, имеющем в новых условиях преобразованный вид уже по причине исключения из обихода лесоводов понятия «оборот рубки», а также всего того, что ранее позволяло лесничим формировать высокий и стабильный лесной доход нашей отрасли.

В новых условиях прочные позиции в сфере массовых заготовок древесины заняли леспромхозы, находившиеся, как правило, в ведении центральных и республиканских структур лесной промышленности. Их руководители, надо сказать, дружно делали все от них зависящее, чтобы оградить леспромхозы даже от минимальных требований лесоводов к правилам выполнения лесосечных работ, могущим затруднить выполнение планов по вывозке древесины. В более близкое нам время крупным леспромхозам стали выделять персональные лесосырьевые базы, на территории которых не допускались другие заготовители древесины. Так, по данным на 1989 г., в лесах II и III-ей групп леспромхозы располагали 2349 сырьевыми базами площадью 238 млн га с эксплуатационным запасом древесины около 16 млрд м3. Это соответствовало 54,4% всего того, что тогда называли эксплуатационным фондом лесов России (см. книгу «Двухсотлетие учреждения Лесного Департамента…», 1998, т. 2, с. 155).

При названных площадях сырьевых баз и имевшихся там запасах ценной древесины, леспромхозы могли бы тогда, раньше, и потом заниматься заготовкой древесины – каждый в своей базе – в течение неопределенно длительного времени, т.е. при таких объемах вывозки древесины и оборотах рубки, при которых по истечении определенного числа лет можно вернуться на старые вырубки для очередного съема урожая ценной древесины. Могли бы…, если бы те, кто определял лесную политику страны, проектировал и создавал эти леспромхозы, следовали принципу постоянства лесопользования. Однако они руководствовались другим, что находится за пределами здравого смысла людей, предполагающих всегда жить и работать на своей земле и в своих лесах. Об этом ставшем нашей печальной реальностью варианте целей лесной политики нам с исчерпывающей полнотой объяснил занявший в 1948 г. кафедру М.М. Орлова проф. Т.С. Лобовиков (см. Избранные научные труды, 2009, СПб, 480 с).

Приведенная выше ссылка на Т.С. Лобовикова не является случайной. В течение ряда лет (до перехода на работу в ЛТА) он возглавлял «Гипролестранс» (главный проектный институт Минлеспрома СССР) и являлся общепризнанным лидером в области экономики и организации заготовок древесины. При всем том, он не был лесоводом и не воспринял профессиональную и государственную мудрость учения проф. М.М. Орлова. Очевидно, в силу этого научные интересы Т.С. Лобовикова лежали в узком диапазоне решения задач, связанных с ускоренным «освоением» сырьевых баз и получением заготовителями древесины незамедлительной выгоды.

Как сказано в вышеназванной книге Т.С. Лобовикова (на стр. 58 и др.), он решительно отвергал вариант функционирования леспромхозов в своих сырьевых базах как постоянно действующих предприятий. Более того, он полагал нужным ограничивать сроки их функционирования в «обычных условиях Севера» 15-17 годами, а также «связывать» в проектах эти сроки с установленными нормативами амортизации изначально затраченных средств на создание на данной территории технической и социальной инфраструктуры леспромхоза. А затем? Затем должен иметь место переезд и «освоение» новой сырьевой базы.

Как о совершенно неприемлемом, надо сказать, что в вышеназванной схеме «освоения» лесов (т.е. их ускоренной вырубки в границах сырьевой базы) вообще не принимались и до сих пор не принимаются во внимание социально-бытовые интересы людей изначально здесь живших, а также приехавших на постоянную работу в леспромхоз. Возможно, что те, кто был занят реализацией данной схемы «освоения» лесов на практике, полагали достаточным и возможным, лишив этих людей их малой родины, домов, окрестностей и даже могил своих близких, просто уволить их или перевезти вместе с движимым имуществом леспромхоза на новое место. При всем том, в духе известного тезиса о свободе как осознанной необходимости, забывали спросить у людей, нравятся ли им похожие на пожары переезды и сам кочевой образ жизни, подобный тому, как жили в начале нашей истории собиратели тех или иных благ.

Те, кто жил и работал в таежных поселках или хотя бы бывал там, могут подтвердить, что в немалом числе случаев там были удобные для жизни дома, детские сады, клубы, почта, магазины, лечебные учреждения, хорошо оплачиваемая работа, мосты, дороги и многое другое. А потом? Потом, в связи с завершением «освоения» лесов, все это оказалось брошено людьми, как если бы в их дома с открытыми дверями пришла эпидемия чумы.

В более близкое нам время стало еще хуже: оказалось, что переезжать некуда, поскольку очень многое, что было экономически доступно, уже успели вырубить, а то новое, что появилось на старых вырубках, оказалось, как правило, мало кому нужным. И еще: чтобы взять это новое или оставшееся, что имеет товарную ценность, надо снова строить многое из того, что было ранее построено, заброшено и оказалось разрушено временем и людьми.

То, о чем сказано выше, есть следствие лесной политики, при формировании которой руководящая роль принадлежала (и принадлежит сегодня!) заготовителям древесины, а не лесоводам. Ее суть можно выразить в одной фразе: возобладание в самой этой политике ситуационных интересов первых над стратегическими интересами вторых.

В числе главных негативных результатов этой политики можно (нужно!) назвать следующие. 1. Упоминавшийся выше дефицит спелой хвойной древесины в доступных по экономическим показаниям лесах страны. 2. Многолетнюю убыточность государственного лесного хозяйства, которое еще относительно недавно на каждый вложенный в него рубль приносило собственнику два рубля «чистого» дохода в год. 3. Вызванную не браконьерами, а официально разрешенными способами и технологиями проведения лесосечных работ массовую смену былых хвойных лесов осинниками и березняками с пониженной или даже очень низкой товарной ценностью древесины. Такая постыдная и крайне убыточная для государства смена пород ежегодно имела и имеет место на 50-60% площади вырубок с наиболее плодородными почвами. По сути, она получила в России масштаб явления географического, вследствие которого, кроме экономических и экологических потерь, происходят еще изменения не каких-то пустяков, а накопленного за тысячелетия биологического разнообразия лесов. Не знаю, как другим, а мне особенно обидно то, что наши органы власти как бы не замечают вышеназванного и не планируют реализацию действительно эффективных мер (а они хорошо известны!) по недопущению и исправлению ущербной для страны смены хвойных лесов мелколиственными. Не исключаю, что такие меры, возможно, не принимают в силу бытующего в умах представления о том, что названный процесс обратим и что когда-нибудь все вернется «на круги своя». На это отвечу: да, когда-нибудь, но этот срок далеко выходит за пределы числа отпущенных человеку лет жизни. Соответственно, не только ныне живущие вынуждены пожинать результаты происшедшей на вырубках смены «хвои» на «листву», но и те, кто придет в лес после нас. 4. Оставшиеся на месте «освоенных» (вырубленных!) хвойных лесов обширные площади экономических полупустынь (или то, что можно назвать «зелеными пустынями») с обедневшим и резко уменьшенным числом жителей, с подорванным товарно-сырьевым потенциалом, разрушенными дорогами, мостами, мелиоративными системами и другими пребывающими в аналогичном состоянии элементами инфраструктуры. Такие территории (а это миллионы га!) стали малодоступными или практически недоступными для проведения здесь необходимых лесохозяйственных акций, а также для предпринимательской деятельности оставшихся местных жителей.

То, о чем сказано выше, имеет вид системного (общего) кризиса в лесном секторе народного хозяйства.

В этом секторе, как известно, находятся три его главных элемента: лесное хозяйство, заготовители древесины и те, кто занят ее переработкой.

Для успешного функционирования названного трио, его элементы должны находиться в состоянии баланса взаимных интересов. Почему? Чтобы каждый из трех не мог действовать в ущерб экономическим интересам других. Если бы такое было (а оно не только было, но и есть!), это с автоматической неизбежностью ведет (уже привело) к подмене баланса интересов сторон явлением экономического паразитизма, вызывающим ослабление или даже гибельную трансформацию сначала самого объекта паразитизма, а затем и всей системы. Поэтому, чтобы противостоять системному кризису, нужно не отдельно взятые донорские акции, а сбалансированная система действий, реализуемых не только в сфере заготовки и переработки древесины, но еще (и в первую очередь!) в нашем лесном хозяйстве. Почему в первую очередь? Потому что только оно — не будем забывать — обеспечивает всех нас невесомыми, но жизненно важными благами; и еще, конечно, потому, что в названном трио именно лесное хозяйство выполняет (должно выполнять) функции производителя, хранителя и продавца того самого товара, без которого не могут обойтись заготовители древесины и те, кто покупает ее у них для переработки и реализации другим потребителям.

В обсуждаемом письме лесное хозяйство упомянуто мельком и только в качестве административного допинга, при помощи которого – путем объединения (подчинения!) лесоводов заготовителям древесины – якобы, можно улучшить положение дел во всем лесном секторе экономики народного хозяйства.

Заготовки древесины в письме почему-то рассматриваются в качестве самого важного элемента в составе лесного сектора. Более того, его авторы даже пишут, что «эксплуатация лесов [т.е. их вырубка] … является прямой обязанностью государства» и еще о том, что заготовки древесины якобы оказывают позитивное влияние на леса как экологические системы.

Вышеназванное утверждение, замечу, стоит в одном ряду с ахинеей (т.е. совершенной нелепостью), нередко повторяемой и даже публикуемой некоторыми власть имущими людьми о том, что оставшиеся девственные леса якобы уже самим фактом их присутствия на Земле вызывают уменьшение содержания кислорода в атмосфере и что уже по этой причине их надо поскорее вырубить. Услышав такие небезобидные бредни, отвечу их авторам в следующих немногих словах: в течение многих тысяч лет девственные леса покрывали обширные территории на четырех континентах Земли еще до того, как там появилось значимое число людей. Тогда, в прослеженной ретроспективе соотношение известных газов в атмосфере планеты было для нас и множества других существ стабильно благоприятным. Его изменение (в виде увеличения содержания СО2 при стабильном содержании О2) совпало во времени с двумя событиями в истории Земли и людей – интенсивной вырубкой девственных лесов и началом эпохи индустриализации.

В своем письме ветераны сообщают Президенту о том, в каком долгу остается государство перед теми, кто сегодня занимается заготовкой и переработкой древесины. Этот долг обозначен в перечне пунктов. Очевидно важнейшим из них является напоминание о том, что «за последние 20 лет в России [в отличие, например, от Китая – И.Ш,] не построены ни один целлюлозно-бумажный комбинат или крупное деревообрабатывающее предприятие».

Возможно, говоря «ни один», авторы письма несколько преувеличивают. Однако в принципе они глубоко правы, и эта правда имеет для всех нас глубокий буквально драматический смысл. Его суть можно высказать в следующих словах.

Чтобы в масштабе государства свести к минимуму убытки от недополученной выгоды при торговле кругляком, извлеченную из леса древесину надо обязательно превращать в изделия, реализация которых на внутреннем и внешнем рынках позволяет получить более высокую прибыль. Приблизиться к названному результату всегда труднее в случаях, когда в качестве исходного сырья используют древесину с пониженной товарной ценностью. Именно такую древесину мы и должны (вынуждены!) сегодня широко пускать в дело по причине давней капитуляции правительств СССР и РФ перед допущенным фактом массовой смены хвойных лесов на вырубках низкотоварными осинниками и березняками. Те и другие буквально заполонили обширнейшие территории лесного фонда, где ранее были высокоценные хвойные древостои, вырубленные былыми и современными заготовителями древесины. В итоге страна получила ситуацию, которую можно назвать «лесным трехзвенным экономическим капканом». Его составляющие части:

а) упоминавшийся выше дефицит спелой древесины хвойных пород в доступных по экономическим показаниям лесах;

б) постоянно возрастающие на таких территориях запасы древесины мелколиственных древесных пород, которые надо брать и использовать не только для получения хоть какого-то дохода и прибыли, но еще в целях освобождения площадей для последующего выращивания здесь хвойных лесов;

в) отсутствие (или явно недостаточное число) перерабатывающих предприятий, способных с выгодой для себя брать (покупать) у заготовителей ту самую древесину лиственных пород, которую они могут им поставлять.

В предыдущие годы и сегодня содержательную суть обращений к государству со стороны заготовителей древесины и тех, кто ее перерабатывает, можно выразить двумя словами: «дай» и «разреши».

В нашем недавнем прошлом (в СССР), в условиях централизованного управления народным хозяйством и внерыночной экономики, государство предоставляло структурам, занятым заготовкой и переработкой древесины, если не все, то очень многое из того, что они просили. Так было, пока в стране были финансовые и иные ресурсы, а также, как казалось, неисчерпаемые запасы в лесах ценной и доступной хвойной древесины. Именно тогда были построены и заработали широко известные ЦБК и иные крупные перерабатывающие древесину предприятия. Аналогичные успехи, казалось, будут и потом. Однако исходные ресурсы не пополнялись. По ассортименту и качеству продукции мы проигрывали другим странам. И в 1991 г. произошла трансформация СССР в РФ.

В отличие от СССР, Российская Федерация является государством с принципиально другим укладом экономической и политической организации. При всем том, как раньше, так и теперь, в менталитете людей присутствует если не уверенность, то надежда на позитивное изменение верховной властью того, что по нашему мнению происходит не так (у Н.А. Некрасова по этому поводу сказано примерно так: вот приедет барин, барин все рассудит…). Такое было на разных этапах истории страны, в жизни многих людей и не исчезает из нашей памяти. Возможно, по этой причине мы продолжаем задавать себе и другим вопросы с очевидными, казалось бы, ответами, например: почему богатое государство теперь не хочет брать на себя расходы по строительству ЦБК и иных предприятий для переработки древесины?

Число подобных вопросов, как мне кажется, не уменьшается, хотя почти каждый, кто их задает, не может не знать, что сегодня судьба построенных на средства государства (т.е. всех его налогоплательщиков) доходных промышленных предприятий заранее предрешена: они подвергнутся приватизации, и станут чей-то частной собственностью.

С учетом вышесказанного нельзя не сделать вывод о том, что в новых социально-экономических условиях строить и эксплуатировать не только небольшие, но крупные деревоперерабатывающие предприятия должны сами предприниматели.

Почему предприниматели этого не делают? Может быть, государство не хочет помочь российским бизнесменам кредитами? Однако такое мне представляется совершенно невероятным. Думаю так еще и потому, что в 2006 г. в г. Сыктывкаре, на всероссийском совещании, посвященном «лесным» проблемам, Президент Путин В.В. высказал обоснованный упрек в адрес тех предпринимателей, кто «гонит» большую часть заготовленной древесины за границу в виде дешёвого кругляка, что ежегодно наносит стране ущерб, измеряемый миллиардами долларов. Путин В.В. довел до сведения участников совещания, не только вышесказанное, но еще сообщил о намеченных мерах противодействия указанному в виде введения сначала ограничительных, а потом запретительных вывозных пошлин на кругляк.

Необходимость того, о чем сказал Президент, была очевидна, казалось бы, даже детям. Соответственно участники совещания (а это были главным образом высокого ранга чиновники и крупные предприниматели) тогда ответили руководителю государства традиционным «одобрить». Однако позднее, сначала отдельные голоса, а потом уже хор интересантов стал настойчиво говорить и повторять: не надо. И Президент не устоял, о чем я не могу не сожалеть. Почему? Потому что поставленная плотина на путях экспорта кругляка обязательно привела бы нас – по примеру других стран – к строительству в самой России современных предприятий по глубокой переработке не только высокоценной, но – в первую очередь – малоценной древесины и к производству из нее многократно более дорогих, чем кругляк, изделий приемлемого качества, способных по началу удовлетворить потребности хотя бы внутреннего рынка, а потом потеснить конкурентов в других странах. Указанное подчеркну, было и остается очень важным не только в экономическом, но и в социально-политическом аспекте, поскольку могло бы привести к созданию не в мегаполисах, а в провинциях многих новых рабочих мест с комфортными для людей условиями жизни и работы.

Почему сегодня имеющие дело с древесиной предприниматели топчутся на месте или даже пятятся вместо того, чтобы ускоренным шагом идти в том же направлении, в каком идут их коллеги в других странах?

В своем письме ветераны винят в указанном государство. В какой-то мере с ними можно согласиться. Однако не в аспекте «построй и передай нам», а в аспекте низкого качества регулирования экономических отношений между главными составляющими частями лесного сектора России.

Названное выше выступает в роли генератора других негативных причин. Из их числа в данном случае я назову только одну. Не афишируемую публично, но очевидно самую весомую. Ее суть я вижу в том, что сегодня в стране оказалась созданной такая экономическая конъюнктура, при которой своим и иностранным заготовителям древесины выгоднее просто «гнать» в другие страны кругляк в его целом или слегка обработанном виде. Это позволяет им иметь быстрый оборот капитала и высокую прибыль. Кого винить за это? Я думаю, прежде всего, тех, кто дал стране, ее лесному хозяйству и предпринимателям, имеющим дело с заготовкой и переработкой древесины, такие законодательные и подзаконные акты, которые не отвечают стратегическим интересам государства.

Как особенно опасное (абсолютно неприемлемое!) для лесного хозяйства и всего лесного сектора страны я рассматриваю изложенное в обсуждаемом письме предложение о преобразовании существующего Рослесхоза в «Федеральное агентство лесопромышленного комплекса».

По мнению авторов письма, сделать указанное не сложно. Надо лишь:

- внести необходимые изменения в название и в структуру Рослесхоза;

- сделать то же в отношении его структур в субъектах федерации;

- пополнить штаты специалистами по заготовке и переработке древесины;

- поставить во главе «обновлённого» федерального органа «на правах члена правительства» авторитетного специалиста «лесопромышленного комплекса», т.е. такого, чьи знания и интересы теснейшим образом связаны не с живым лесом, а с добычей и переработкой древесины как материала.

По мнению авторов письма, именно создание вышеназванной государственной структуры в центре и его подразделений на местах является необходимым условием для успешного решения ряда назревших проблем.

Письмо ветеранов написано, повторяю, Президенту страны. Эти предложения выглядят убедительными особенно для тех, кто не знает предыстории подобных идей и результатов их реализации на практике. Поэтому напомню, что в СССР идею концентрации функций управления всем лесным сектором народного хозяйства в руках одного министерства или государственного комитета уже осуществляли в том или ином виде не один, а 5 раз, о чем, кто не знает, может прочесть во втором томе книги «200-летие учреждения Лесного Департамента 1798-1998».

Знать и помнить о таких былых событиях мы обязаны еще и потому, что каждый раз такие административные «браки» завершались не только материальными потерями для страны, но и вынужденными «разводами»; и происходили такие «разводы», должен сказать, не по причине неких пустяков вроде несходства характеров, а из-за коренных различий между стратегическими (долговременными!) целями лесного хозяйства и ситуационными интересами заготовителей древесины.

В принципе данная ситуация похожа на ту как если бы такая сложная и многогранная отрасль как животноводство оказалось в административной зависимости от тех, кто занимается забоем животных и изготовлением товаров из мяса.

В нашем недавнем прошлом попытки нивелирования интересов лесного хозяйства и заготовителей древесины путем их административного объединения в одно министерство или госкомитет не привели к позитивным результатам даже в СССР – стране с жесткой плановой системой управления народным хозяйством. Почему? Очевидно потому, что в подобных тандемах их участники, обязанные стремиться к принципиально разным целям, вынуждены или крутить педали в разные стороны или подчиняться сильному, располагающему средствами и возможностями подчинить себе другого.

В принципе наши лесничие, заготовители древесины и те, кто ее перерабатывают, не могут обойтись друг без друга. Соответственно, они обязаны взаимодействовать. И это их взаимодействие может и должно иметь место сегодня не на административно-командном уровне, как предлагается в обсуждаемом письме, а на уровне экономических отношений юридически независимых партнеров в рамках четко установленных государством правил функционирования социально-ориентированной рыночной экономики.

В заключение о том, к чему могут привести предложения авторов письма, если бы они были приняты для исполнения сегодня в условиях еще неотлаженного механизма рыночной экономики, дефицита доступной по экономическим показателям ценной хвойной древесины и связанного с ним общего кризиса в лесном секторе народного хозяйства России. Возможно, кто-то скажет, будет примерно то же, что уже было в СССР, когда объединяли структуры лесного хозяйства и заготовителей древесины. Я же думаю, что будет гораздо хуже. Почему? Отвечаю: по причине уже наступившего дефицита доступной спелой хвойной древесины и в силу сложившихся на сегодня псевдо-рыночных отношений между лесничествами и заготовителями древесины. В таких условиях даже небольшое увеличение административно-командного «веса» заготовителей древесины в существующих «лесных» структурах центра и на местах может ускорить вырубку защитных лесов, в которых еще имеются запасы товарной древесины. Их и сейчас уже рубят. Однако рубят как-бы с оглядкой и с изобретением благовидных причин, в силу которых это якобы можно делать.

Если же изложенное в обсуждаемом письме «объединительное предложение» будет принято, все еще ограждающие защитные леса законодательные «заборы» с уже устроенными в них «дырами» вообще как бы исчезнут. О том, кому все это нужно, говорить не буду как о совершенно понятном. Скажу только о том, что имеющейся товарной древесины в защитных лесах надолго не хватит. Поэтому оценивать их сырьевой потенциал надо не на уровне спасательных шлюпок, а всего лишь спасательных кругов. При всем том, замечу, что уже сейчас нельзя не задаваться вопросом: что будем делать потом?

Чтобы преодолеть кризис, охвативший лесной сектор народного хозяйства, сохранить совершенно необходимые нам защитные леса и восстановить товарную ценность доступных лесов сырьевого назначения нужно не то, что предлагают ветераны в своем обращении к Президенту. Для этого нужны многократно более сложные решения. И все это нам предстоит сделать – хотим мы этого или нет – в русле современных требований времени и складывающейся в стране социально-ориентированной рыночной экономики.

Шутов И.В.
заслуженный лесовод РСФСР,
чл.-корр. РАСХН, профессор,
главный научный сотрудник
ФБУ «СПбНИИЛХ»